вторник, 18 ноября 2025 г.

 Сразу предупреждаю, что текст не мой, автора не раскрываю по его же просьбе, но текст важный, хотя и не без некоторых вопросов ...

ДВА ИЗМЕРЕНИЯ - ДВЕ РОССИИ

Россия — страна, которая живёт будто в двух измерениях сразу. На карте она вроде бы часть Европы, но внутренне устроена иначе — словно наследует не географию, а древний порядок, уходящий корнями в архаику, что Маркс неохотно назвал «азиатским способом производства». Он, привыкший мыслить в терминах фабрик Манчестера и заводов Пенсильвании, признавал: есть миры, где логика капитализма захлёбывается, где частная собственность — не священный институт, а условность, допускаемая властью, и только на время.

В этом другом мире Россия чувствует себя как дома.

Здесь экономика никогда не стояла на фундаменте свободного рынка — она росла, ветвилась и умирала вместе с рентой, той самой вечной «данью природы» или людей, что постоянно собиралась властью в разных формах: ясак, пошлины, барщина, оброк, проценты, сегодня — дивиденды госкорпораций. Как писал Эткинд, это не налоговая система, где общество контролирует трудом заработанные деньги,— это система, где государство само добывает и распределяет богатство, не спрашивая ни совета, ни счёта.

И в этой логике рождаются сословия. Каждому — своя рента, свой объём доступа к «бюджетному теплу», от которого невозможно отказаться и которое невозможно заменить. Лишись сословие своей ренты — оно рухнет, как дом без фундамента. Так рушилась Российская империя, так формировалась советская номенклатура, так обвалился СССР, когда исчезли субсидии и льготы — рента, на которой держался привычный мир граждан.

В 1990-е борьба за новое распределение богатства вспыхнула с силой, сравнимой разве что с междоусобицей феодалов. Бизнес, которому вдруг открыли двери к собственности, и старая номенклатура, державшая в руках административный аппарат, сцепились в беспощадном танце. Финал оказался неожиданным: победил тот, кого не звали в игру — криминал, опирающийся на силовые структуры и готовый решать вопросы быстрее, чем суд и парламент вместе взятые.

Так возник новый союз — власть, собственность и сила, спаянные в один жёсткий узел. Бизнес подчинился. Собственность стала номинальной. Всё превратилось в огромный общак, распределяемый между теми, кто контролирует рычаги принуждения.

Государство превратилось в странного «кочевого бандита», как называл подобные структуры Мансур Олсон: оно грабит территорию, но не для того, чтобы улучшить ее, а чтобы вывезти добычу за границу, легализовать и сохранить там, где безопаснее. В прежние годы вывозили в Лондон, сейчас вывозят в Дубаи.

Россия стала транзитным узлом: через неё текли ресурсы, деньги, активы — многое оседало в руках тех, кто «обил шкуру», остальное растворялось в офшорном тумане.

Обществу же оставили два вида подачек-рент. Одна — старая, официальная, в виде субсидий и социальных выплат. Другая — новая, хитрая: государство закрывает глаза на полулегальную деятельность людей и мелких бизнесов, позволяя выживать в серой зоне. Негласный договор звучал просто: вы нас не трогаете, мы вас — тоже. Лояльность в обмен на возможность хоть как-то жить.

Но этот договор начал рушиться в тот момент, когда ресурс для грабежа стал иссякать. К 2012 году стало ясно: прежняя система входит в системный кризис. Ответом стал набор «оптимизаций»: урезания, слияния, экономия на всем, что не связано с извлечением ренты. 

Параллельно происходили гигантские траты — трубопроводы, Олимпиада, мегапроекты, условная «плитка» в Москве. Деньги уходили в землю и карманы, как вода в песок.

Государство стало забирать у населения даже то, что когда-то давало: пособия, льготы, медицину. Пенсионная реформа лишь закрепила этот курс. Пандемия показала: система не работает. Армия в 2022-м обнаружила: триллионы, брошенные на оборону, испарились, оставив ржавые склады и бумажные отчёты.

Тогда власть протянула руку и в последний, «сакральный» карман — в серую зону, тот самый договор лояльности, который позволял миллионам не умереть от бедности. Она попыталась налогами и проверками контролировать то, на что долгие годы закрывала глаза. И этим нарушила последнее равновесие: отняла остатки воздуха у тех, кто и так жил на одном дыхании.


Общество, истощённое и испуганное, затаилось. Люди цепляются за последнее, что осталось, избегают столкновения, надеются переждать. Отсюда — ригидность, апатия, пассивное сопротивление. Здесь нет бунтов, но есть страх. И есть ощущение надвигающегося обвала.


Потому что когда у рентного сословия отнимают ренту, оно неизбежно начинает требовать «справедливости». В таких обществах это слово всегда означает одно: «Дайте доступ к богатству, которое сейчас у других». Из этого чувства всегда возникают лозунги: «Грабь награбленное», «Экспроприировать экспроприаторов».


И тогда в верхах начинаются трещины. Правящая каста раскалывается: одни цепляются за привычную кормушку, другие готовы возглавить и использовать народное недовольство, чтобы разорвать старый порядок и построить новый — такой же рентный, но уже с другим распределением трофеев.


Призрачный тандем Пригожина и Кадырова был только первой тенью будущих возможных вождей справедливости. Одного нет, другой отодвинут — но запрос остаётся. И там, где рождается запрос, обязательно приходят те, кто хочет им воспользоваться.


Россия снова стоит на пороге очередного передела. В нашей стране передел — как смена времён года: никогда точно не знаешь, когда начнётся, но всегда уверен, что он неизбежен.